Журавлева Валентина - Урания
Журавлева Валентина Николаевна
УРАНИЯ
Я не люблю, когда люди теряют голову в трудных обстоя-
тельствах. Горы требуют спокойного сердца и ясного ума. Из
тридцати четырех спасательных экспедиций, в которых я участ-
вовал, семь пришлось предпринимать только потому, что люди
теряли выдержку и делали глупости.
Тридцать пятая экспедиция началась с радиограммы - пута-
ной, на три четверти состоящей из бессвязных призывов о по-
мощи. В этой радиограмме, подписанной начальником высокогор-
ного астрофизического пункта, почему-то упоминалась вторая
луна - да, именно вторая луна! - и говорилось, что астроном
Закревский заблудился в горах. Когда и в каком районе заблу-
дился астроном, какое у него снаряжение, начаты ли поиски об
этом не было сказано ни слова.
Мы вылетели на вертолете вдвоем - я и пилот Леднев - в
половине четвертого утра. На сбор спасательной партии требо-
валось часа два-три, а я не хотел терять время. Весной Памир
коварен: частые обвалы, ползущий, липкий, как пластырь, ту-
ман, внезапные метели, короткие и жестокие, - тут каждая ми-
нута может стать решающей.
До перевала Хытгоз, на котором находился астрофизический
пункт, я не рассчитывал добраться меньше чем за час. Верто-
лет пробивался сквозь рваные, насыщенные грозовым электри-
чеством облака. Стоило немного изменить высоту полета, под-
няться или опуститься на тридцать-сорок метров, - и вертолет
начинало кренить, раскачивать.
Леднев вел машину по приборам. За три года, что мы рабо-
тали вместе, нам, пожалуй, еще не приходилось начинать поис-
ки в таких сложных условиях. Леднев храбрый парень, он ска-
зал, усмехнувшись: "Запросто можно грохнуть", - но я видел,
как ему трудно. Он всетаки посадил вертолет на маленькую
площадку у астрофизического пункта и, когда мотор, сухо каш-
лянув, умолк, спросил у меня, который час, хотя часы были
перед ним, на пульте.
Мы вышли из машины. В окнах бревенчатого двухэтажного
здания горел свет. Навстречу нам, защищаясь рукой от слепя-
щих фар вертолета, спешил низенький, очень полный человек в
расстегнутом меховом комбинезоне. Он тяжело дышал, и по его
крупному, в рябинках лицу стекали капли пота. Я подумал, что
это начальник пункта, и не ошибся.
- Устинов. Моя фамилия Устинов, - торопливо, глотая окон-
чания слов, сказал толстяк. - Рад, что вы прилетели... Ну,
теперь все будет хорошо. Да, хорошо... Прошу вас, пройдем-
те...
Он побежал к домику, на полдороге остановился, зачем-то
огляделся по сторонам, подошел ко мне и, поднявшись на нос-
ки, торопливо зашептал:
- Понимаете, там наша сотрудница, Елагина... невеста Зак-
ревского... Вы, пожалуйста, осторожнее при ней. Знаете, не
надо раньше времени... Может, все еще устроится...
В невысокой, освещенной двумя яркими лампами комнате (это
было что-то вроде столовой или общего зала) нас встретили
паренек в цветастом свитере и девушка в спортивном костюме и
накинутой на плечи меховой куртке. В углу на раскладной кро-
вати лежал мужчина, уже немолодой, смуглый, чернобородый.
Я спросил Устинова, где остальные сотрудники пункта.
- Остальные? - рассеянно сказал он. - Ах, остальные...
Двенадцать человек третьего дня ушли с проводником на Зулум-
колды. Мы строим там опорную базу... Я, Закревский и Хачи-
кян, - он ткнул рукой в сторону чернобородого, - поднялись к
лагерю "три тысячи", это на девятьсот метров выше пункта.
Потом Хачикяну стало плохо, я помог ему спуститься... Да,
да, не следовало оставлять Закревского... Но вы должны по-
нять...
П
